Произведения искусства ранее рассматривались как правдивые копии реальных вещей. И чем реалистичнее было произведение, тем большей похвалы оно удостаивалось. Теория уточнила эту оценку, включив* в нее требование отбора художником всего наиболее значительного, характерного и прекрасного.
В композиции жизнеподобие должно находить отражение в подборе естественно сочетающихся элементов, в естественности их очертаний и положений. Этот эффект пропадает, когда в композиции используются, например, лежащие гладиолусы. Каждому понятно, что гладиолус — цветок гордый и должен стоять — это его естественное положение. Лежащий же вызывает в памяти легенду о происхождении этого цветка и уподобляется смертельно раненному гладиатору, упавшему человеку.
Жизнеподобие исчезает, когда листья неестественно закручивают, стебли и ветви ломают под острыми углами, устанавливают срезанным концом вверх, желая быть оригинальными. Но оригинальность — не самоцель, она должна обосновываться содержанием композиции и являться лишь способом выражения этого содержания.
Отсутствие жизнеподобия характеризует произведения, относящиеся к абстрактному, сюрреалистическому и другим авангардистским течениям в искусстве. Таким образом, жизнеподобие является критерием оценки цветочной композиции с позиций реалистического искусства. Значит ли это, что мы должны Отвергать все, что не отвечает этому требованию?
Такое категорическое утверждение было бы ошибкой. Во-первых, нельзя недооценивать талантливые произведения, если они и не относятся к реалистическому искусству. Во-вторых, проявление различных авангардистских течений следует рассматривать как ответ на наметившийся застой в искусстве.
Глубочайшая сущность искусства, подчеркнем еще раз, заключается в единстве идеи и ее материального воплощения.